Глаза людей, к которым угодили Буревесник и Депрессняк, горели злобой. Так уж вышло, что сыну дракона и его спутнику не повезло провалиться сквозь портал прямо в центр деревни. Если бы он знал, в какой мир попал, то возблагодарил бы небеса за то, что его не прибили на месте. Пока, впрочем, было мало что понятно из происходящего.
Грязные, оборванные, дурно пахнущие люди вцепились в них со всех сторон, не переставая кричать на языке, которого юноша не понимал. Кот, впрочем, тоже. Их быстро скрутили, связали - кота засунули в мешок и связали - и потащили к какой-то яме, куда благополучно сбросили, запечатали крышкой. При всей незатейливости темницы высвободиться из нее, однако, оказалось бы совсем непросто: магия почему-то не хотела работать, иначе давно бы появились мечи. Телепортироваться было невозможно.
Самое обидное, что в результате чужого хапания гитару напрочь разломали. Хорошо хоть на кусочки не разорвали.
Заперев пришельцев, галдящая орава окружила яму и с ненавистью в глазах таращилась на пленников. Отсветы факелов выхватывали их перекошенные лица в наступивших густых сумерках.

Собравшиеся люди настороженно и враждебно наблюдали за возней парня и его ненормального питомца. Они не сомневались в том, что видят перед собой исчадия ада - если ад был в понятии местных жителей. Во всяком случае, их тыканье пальцами в животину можно было так и трактовать.
После проведенных манипуляций с переносом рук из-за спины вперед мышцы у Алекса болели нещадно. Но люди не гоготали над ним. Мужики - а их было человек десять, не меньше - молча следили за каждым его движением.
Правда, когда пленник вдруг взял разбег и метнул кота, они оказались не готовы. Это было слишком неожиданно.
Зато потом мужики не мешкали. Швырнув кота обратно, раненый человек с воем умчался куда-то, зато остальные загомонили и очень споро водрузили на яму кованую крышку. Они совсем уж было надвинули его, как вдруг послышался чей-то визг, затем какой-то треск, удары - и сверху на Буревестника рухнуло нечто. После чего крышку все-таки водрузили, и воцарилась полнейшая тьма.
Гомон наверху постепенно стихал, но было ясно, что никто из деревенских уходить не собирался.
Между тем это самое нечто пошевелилось. Оно оказалось теплым, мягким и имело длинные волосы. Впрочем, легким назвать его было нельзя. Нечто пошарило руками, убедилось, что упало на что-то не менее живое и проворно отпозло подальше, скорей всего, в противоположный угол - это можно было услышать по шуршанию и глухому стуку. По дороге оно напоролось на кота и вскрикнуло - достаточно тонко для того, чтобы принадлежать девице. Алекс мог чувствовать на себе непрерывный взгляд.

Существо не ответило. Может, оно и услышало слова парня, но просто их не поняло, иначе бы наверняка последовал комментарий насчет вранья в угрозе. Однако угрожающий тон голоса вызвал угрюмое сопение. Нечто пошебуршилось в своем углу, не приближаясь, и затихло. Наверное, устраивалось поудобнее.
Несколько минут оно молчало. То ли обдумывало свою горькую судьбу, то ли прикидывало, как получше изловчиться и напасть, то ли чего-то выжидало. Трудно сказать, не видя даже того, кто перед тобой затаился. Затем существо все-таки рискнуло - во многом потому, что больше ничего не происходило - и что-то тихо, почти шепотом спросило. И спрашивало еще много раз на разные лады. Разумеется, Алекс ни слова не понял. Языковой барьер оставался проблемой. Если в родном Арайесе все понимали друг друга вне зависимости от того, какому миру принадлежали, то в этом непонятном мире явно пришлось бы учить языки, как и в Мире Людей.
Если только не...
- Ты меня понимаешь? - спросило существо не на чем-нибудь, а на драконьем языке. Родном языке отца парня.
Как такое возможно, стоило выяснить. Откуда в чужом мире, чье и название-то неизвестно, нашлось существо, говорящее на языке совершенно никак не связанного с тем мира, было загадкой еще той. Но, во всяком случае, Буревестник мог его понять.

Наверное, выражение "питекантропы, социально неадаптированные" довольно забавно звучало на драконьем языке, но оно определенно не было известно самой жительнице этого "социально неадаптированного" мира. Во всяком случае, в ответ на тираду Алекса со стороны угла повисло оторопелое молчание. Потом девушка все-таки услышанное переварила и решила ответить на гораздо более понятные вопросы. С памятью у нее оказалось все в порядке, поэтому она пошла по порядку. Правда, сама начала с вопроса:
- А какой это язык? Я его учила, давно... долгая история, - свернула она тему. - Выберемся - расскажу, мне кажется, тебе можно доверять. Потому что на этом языке говорят только друзья владычицы. Ты знаешь владычицу? Может... - на секунду сбилось дыхание, видимо, девушку посетила догадка. - Может, ты пришел по ее зову? Ее друзья, знавшие этот язык, давно ушли... Такие, как они, не принадлежат миру. Они приходили откуда-то еще... Из Города...
Последнее слово она отчетливо выделила интонацией. Слышались ноты благоговения.
- Мы в деревне, - девушка умолкла, потому что наверху послышались громкие голоса. Кто-то что-то утверждал, другой не соглашался. Потом раздались шаги, голоса смолкли. - Ну вот... Ты ведь не понимаешь людскую речь, да? Охрана сменилась. Тот, кто ушел, убеждал кинуть нам сена, второй не согласился. У меня остался теплый плащ, все-таки зима, так что... Погоди, если ты не знаешь, где ты и тебя призвала владычица... В чем ты пришел? - быстрые чуть теплые руки неожиданно коснулись голой руки. - Ты что, сейчас не лето! - изумленно прошептала она. - Хочешь, я разделю с тобой плащ, замерзнешь ведь... А кто ты? Может, холод тебе и не страшен? Откуда ж ты?
Следующий фразеологический оборот пленница так же не оценила.
- А как магия может "пахать"? Это ж не работник, а сила... И причем тут хна? Нет. ты точно не отсюда...
Потом до нее дошел смысл сказанного в конце:
- Драконий гнев? Так ты... - послышался хлопот, словно от слабой пощечины, и подавленный вскрик. - Дракон! - наконец смогла вымолвить она еле слышно. - Друг владычицы! Точно, так называли ее друзей! Как я не догадалась, мне ведь говорили, что вы все так странно разговариваете! Мы спасены! Мы все спасены! Но как... как им удалось схватить тебя, о дракон?

Когда Алекс чиркнул огнем, маленький огонек выхватил из полного мрака узкое ошеломленное лицо. Оно было грязным и бледным. На щеках виднелись какие-то разводы - слишком правильные, словно узоры. Если ухитриться и присмотреться, то можно было заметить, что они не нанесены на кожу - это сама кожа похожа на кору.
По ту сторону огонька на Буревестника смотрела дриада.
Если бы не эти "разводы", с виду ее вполне можно было принять за человека. Ни рук-веток, да и волосы не листва. И огня не боится, как большинство древесного народа. Пленница оказалась полукровкой.
Впрочем, она тоже получила возможность рассмотреть парня.
- Ой, а ты молодой какой... И страшный... Тебе не больно? - озадаченно спросила она, чуть было не коснувшись лица Алекса, однако вовремя одумалась. - Я даже не знаю, где живут такие, как ты...
Конечно, она расстроилась, что он не слышал о владычице, но зато уже не удивилась.
- Владычица - наша надежда. Она защищает волшебные расы как только может, и ей помогают люди, которые не предали нас. Их так мало... А древние народы не умеют воевать... Те из нас, кто посмелее, наблюдают за людьми-предателями - я, например, тоже пытаюсь помочь ей.
Услышав смех, полудриада испуганно зашикала и попыталась погасить зажигалку краем плаща:
- Тихо ты, услышат же! Убери огонь! Сейчас же!
Когда Буревестник более-менее успокоился, девушка задумчиво сказала:
- Поймали, говоришь... Наверное, молодого дракона можно поймать... Ой что начнется, если они узнают, кто ты... Ты уж не превращайся... Хотя здесь и не выйдет.
Собеседник как раз спросил почему, и она, вздохнув, ответила:
- Ты, похоже, еще не знаешь, что вчера по всему королевству указом объявили рабство для всей Древней Крови. Нас и раньше ловили, но теперь король узаконил это. Такие темницы давно вырыли по всей стране, во всех людских поселениях. Говорят, сам Пепел лично разъезжал и зачаровывал каждую, чтобы никто не смог выбраться при помощи волшебства. Пеплом мы называем Верховного инквизитора Морана Аштерна, - добавила девушка и продолжила: - Долго же ему пришлось кататься... Но результат того стоил: с помощью магии никому не удавалось сбежать. Те, кто сумел спастись, воспользовались счастливой случайностью да оплошностью охотников. Но с введением указа люди стали совсем лютыми... Раньше мне удавалось обмануть их, проскочить, прикинуться деревом... А сегодня вот, разоблачили...
Если бы Буревестник видел, он бы разглядел, как собеседница подтягивает колени к груди и съеживается в комочек. Помолчав, она еще тише произнесла:
- Я не знаю, как выбраться отсюда. Нас, наверное, заклеймят и отправят на рудники - тут горы под самым носом. Мы уже собственность - по новому закону мы принадлежим тем, кто нас поймал. Им проще позвать инквизиторов и отдать за награду, ведь в деревне труднее усмирить рабов. Наверное, так и будет... - она снова тяжело вздохнула.

Хоть Алекс и старался хорохориться, но именно смехом себя и выдал. Девушка поняла, что задела его, и попыталась объяснить:
- Не, если присмотреться, то ты вполне симпатичный. Тебя портят эти штуки, - она неопределенно мотнула головой. - Хотя, может, освещение такое... Освещение!
После этого-то полудриада и спохватилась.
Быстрые перемещения парня в пространстве она не поняла, только сжалась в комочек и инстинктивно прикрыла голову руками, натянув капюшон. От скрежета попыталась заткнуть уши. Бесполезно было что-то кричать и втолковывать - все равно никто ничего не мог услышать. Не оглохнуть бы...
Преимущество Алекса в первый раз было во внезапности нападения кота, а в этот раз у стражи оказалось вдоволь времени, чтобы понаблюдать за работой животины. Никто не стремился поднять крышку. Пленники не знали - хотя девушка догадывалась, - что люди окружили яму и теперь терпеливо ждали, когда покажется голова адской твари. Впрочем, кот колотиться перестал, повисло молчание.
- Они ждут нас... - прошептала полудриада.
Депрессняк оставил неплохие щели, и в полумраке факелов люди это заметили. В полном мраке ямы по-прежнему ничего не удавалось разглядеть, зато постепенно нос ощутил какой-то новый запах. Он спустился сверху и быстро, с одним вдохом, проник в легкие, не позволяя дышать.
- Дурман-трава! - послышался девичий вскрик, затем всхрип и звук падения.
Кот и парень и сами чувствовали, что больше не владеют дыханием. Магическое создание просочившаяся пакость просто обездвижила. Алекс же не мог дышать и вскоре рухнул следом.
Только после этого, спустя минут десять, крышка сдвинулась и в яму спрыгнул человек. Он ловко обвязал неподвижных пленников и махнул свободный конец наверх, где поймал здоровенный силач. Тот мигом вытянул всех троих за раз. Убедившись, что все живы, хотя и почти не дышат, здоровяк ловко свернул в клубок каждое тело, включая кота (неподвижность того не позволяла двигаться самому, но не мешала внешним действиям), и ковал цепями так, что они приобрели шарообразную формы и не могли разогнуться. Оковы эти тоже были не простыми - собственно, цепь была одна, зато длинная, и ею сковывали целую вереницу рабов. Ее тоже лично зачаровывал Пепел - ни колдануть, ни разорвать. По одной такой цепи выдавалось каждому поселению, где имелась ловчая яма. Справедливо посчитав нынешних пленников особо буйными, люди не долго церемонились с ними и спеленали на совесть.
- К инквизиторам эти отбросы, - рыкнул здоровяк, во всяком случае, так могла бы перевести полудриада его слова.
На свежем воздухе дурман постепенно выветривался. Девушка приходила в себя, и боль в этом помогала. Она поняла, что их закидывают на телегу и куда-то собираются везти. На таких телегах стояла клетка - обычная, но крепкая, не в пример толще цепи.
- А если замерзнут и подохнут? - поинтересовался возница - еще один крепкий амбал.
- Нам же меньше заботы, - отозвался кузнец и пошел в свою кузницу.
Под грозовыми неуютными небесами, в темноте, холоде и под падающим снегом телега тронулась в путь. Дорог в этом мире, похоже, отродясь не знали, так что пленники сполна ощутили на себе каждую колдобину. Только телега от этого разваливаться не собиралась, а тяжелая клетка даже не сдвинулась, только тряслась на осях.

Его спутница пришла в себя попозже и сразу же застонала. Прошла пара часов с момента, как тронулась телега, за это время каждая клеточка успела затечь так, что малейшее шевеление причиняло дикую боль. Можно представить себе, насколько скверно пришлось пленникам, которых мотало по всей клети и било о решетку. Возница же никак не реагировал на них - знай, вез себе дальше.
Найдя хоть в какой-то степени терпимое положение, полудриада попыталась оглядеться. Сделать это было трудно, учитывая невозможность расширить угол обзора в пределах одного положения головы.
В этот момент ощутимо тряхнуло в который раз, девушка закусила губу, из глаз потекли слезы. Проснулся Буревестник.
- Кората, - представилась она. - Лучше поздно, чем никогда, верно? - вздохнула. - Не расстраивайся, ты здесь впервые и ничего не знаешь.
Внезапно телега остановилась, и парня покатило прямо на полудриаду, что доставило "удовольствия" от поездки еще больше. Затем до них донесся запах дикой вони. Возница выругался.
На дороге стояло нечто. В темноте сложно было разглядеть что-то определенное. Куча грязного тряпья, живущая собственной жизнью.
- Тьфу ты, пропасть, старая кошелка! - опять выругался мужик. Кората тихонько переводила все, что было сказано. - Вали отсюда куда шла!
- Придижи-ка язык, Ходжа, не то отвалисся, - в ответ проскрипел сухой старческий голос. - Ты чагой-то везешь? Ишь, раъездисся туть!
- Не твое дело, ведьма, - огрызнулся тот. - Сама в телегу захотела? Ну так я подсоблю!
Куча торопливо попятилась и взмахнула суковатой палкой, на которую опиралась.
- Хто ведьма? Я ведьма? Ты совсем из ума выжил, телепень недоношенный! Забыл, как твоя Илинка брюхом мучалася намедни? Ей рожать скоро - и кого ты звал? Старую Эстру, вот кого!
- Окстись, бабуся, - спесь немного схлынула с хамоватого мужика, тот даже несколько смешался. - Чего по ночам бродишь?
- Чагой надоть, то и хожу, - проворчала та вполне примирительно. - Первый снег нынче. Горицвет в соку. Ай, да что я тебе толкую, дубина ты стоеросовая, - махнула рукой. Заинтересованно подошла к телеге на пару шагов. Кората замолчала. - Когой-то ты споймал нынче, Ходжа? Инквы их, видать, ждут не дождутся, а, касатики?
И старуха мерзко захихикала.
- Инквы, да, - усмехнулся Ходжа. - Девка возле деревни околачивалась, осиной прикидывалась. А этот хмырь прям на голову свалился. Да видно же, что нелюдь! Вот мы с мужиками их и споймали. Нехай в рудниках побарычат, а будут ерепениться - на костре поджарятся, гыгыгы!
Старуха хихикнула и вернулась на дорогу.
- Ну, езжай, Ходжа, некада мне туть лясы с тобой точить. Добре.
- Добре, добре, - кивнул тот. - К Илинке-то когда зайдешь?
- Жди на третью, - отозвалась та. - Нну! - она хлопнула лошадь по крупу, и та двинулась вновь, тащя за собой телегу.
- Ночью, что ли? - обернулся возница, собираясь еще что-то спросить, да замер: старуха как сквозь землю провалилась. Он махнул рукой и поехал дальше.
Он уехал довольно далеко, когда колесо вдруг подпрыгнуло на особо высокой кочке и провалилось в глубокую яму. Выругавшись, мужик слез с козлов и пошел смотреть в чем дело. В этот момент тишину разорвал звучный молодой голос:
- Урварас лдана! - эти слова Кората перевести уже не могла, да и не до того было, потому что в возницу вонзилась молния. Запахло паленым и вкусным, мужик повалился кулем на дорогу. Лошадь всхрапнула, заржала и непременно бы понесла, не удерживай ее колесо. Животное забилось, глаза чуть из орбит не вылетали, телегу и клетку так и шатало туда-сюда. Наконец лошадь вырвалась - оказалось, что телега увязла прямо-таки намертво, что было странно - и ускакала в ночь, но недалеко: ее поразила еще одна молния.
Но на удивление, больше ничего не произошло. Никто больше ничем себя не выдал. Запах мяса дразнил голодные желудки пленников. Но и он почему-то постепенно пропал.
Через полчаса из снежного мрака вынырнула знакомая старушечья фигура.
- Так-так, эт шо же такое? - удивленно пробормотала она. Кората снова принялась тихо переводить. - Эге, да касатика-то нету. И лошади. В землю, что ли, ушли?.. Ну, значиться, свезло старой Эстре. Ой свезло. Ну шо, касатики, - глянула она в клетку. - Со мной пойдете. Глупости делать удумаете - накажу. Не смотрите, что стара Эстра, ой, не смотрите.
Она тронула сучковатой клюкой прутья решетки, и та слегка просела, образовав зазор. Ведьма просунула костлявую руку и дернула за цепи - те с неохотой, но отпустили пленников. Вот только разогнуться парень с девушкой не могли, слишком затекли мышцы.
- Эхе, плохи ваши дела... Да что ты там все бормочешь? - шикнула она на Корату. Та умолкла. Старуха снова тронула каждого клюкой, и  те ощутили, как возвращаются силы.

Куча стояла и не шевелилась, но Буревестник чувствовал, как она сверлит взглядом его и девушку. Правда, больше его. Затем куча двинулась на шаг вперед и одним взмахом руки развеяла мечи.
Алекс почувствовал, что не может привычно скопировать эту магию, если бы он попытался это сделать.
- Так-то ты благодаришь спасителя своего? - грозно прошипел старческий голос. - Молодость, молодость! Дурость одна! Чему их только учили... А ну марш вперед, касатики, старой Эстре помощнички завсяко пригодятся.
- Помощники? - подала голос Кората. - Зачем вам помощники? Да мы?
Куча обернулась:
- А вы думаете, старая Эстра вас за спасибо освободила? У старой Эстры много дел. И живу одна. Много дел! - еще шаг и угрожающе: - А попробуете сбежать - сделаю то же, что с цепями. Ясно?
- Я-ясно, г-госпожа Эстра... - пролепетала полудриада. Та замахала руками:
- Ужо я покажу тебе госпожу! Ишь, какая! Госпожой старую Эстру кликать удумала!
Та не нашлась что сказать.
За все время пути за старухой (Кората уговаривала Алекса пойти за старухой, ведь не деревенских же дожидаться) больше не было сказано ни слова, но парень вдруг осознал одну необычную вещь. Все дело в том, что с момента их освобождения (хотя освобождения ли) девушка ему больше ничего не переводила.. Потому что Эстра говорила на понятном всем языке. На драконьем языке.
Они шли вверх по горам, по колено в снегу, если не больше, Кората куталась в жалкий плащ, Алексу было легче, потому что внутренний огонь его драконьей половины согревал его кровь. Но все равно было зверски холодно. Метели не было, тучи низко висели над головой, казалось, они задевают верхушки отрогов, освещенных редкими прорывами лунных лучей.